Экранизация гомеровской «Одиссеи» от Уберто Пазолини — попытка переосмыслить античный эпос через призму интимной семейной истории. Однако режиссёрский эксперимент балансирует между смелым художественным вызовом и тоскливой театральностью. Почему даже звёздный состав не смог спасти фильм от провала? И как современный кинематограф продолжает спотыкаться о классические тексты?
—
От эпоса к камерной драме: режиссёрский риск или самоуверенность?
🌊 Пазолини сознательно лишает историю Одиссея мифологического размаха: здесь нет богов, циклопов или сирен. Вместо них — замкнутые интерьеры, молчаливые взгляды и невысказанные обиды. Итака превращается в метафору распадающейся семьи, где каждый герой заперт в собственных травмах. 🪞 Такая интерпретация могла бы стать свежим взглядом на вечный сюжет, но режиссёр словно боится собственных идей. Диалоги тонут в многословных монологах, а попытки показать «внутренние демоны» царя сводятся к банальным флешбэкам с шаблонными кадрами войны.
Интересно, что съёмки проходили на Сицилии, но локации использованы минималистично: камера избегает панорам, предпочитая тесные комнаты дворца. Это создаёт эффект клаустрофобии, но лишает зрителя визуального разнообразия. Даже костюмы (казалось бы, сильная сторона исторического кино) выполнены в нарочито аскетичной палитре, словно подчёркивая: «Это не блокбастер, это артхаус».
—
Рэйф Файнс и Жюльет Бинош: химия, пережившая время
🎭 Главная удача проекта — воссоединение легендарного дуэта. Файнс и Бинош, впервые сыгравшие вместе в 1992 году, демонстрируют гипнотическую синхронность. Их персонажи общаются через паузы, случайные прикосновения к предметам, полуулыбки — словно два осторожных зверя, вынюхивающих друг друга после долгой разлуки. Особенно хороша сцена у очага: Пенелопа, не глядя на мужа, поправляет складки его плаща, а Одиссей замирает, боясь разрушить хрупкий момент.
Однако 🎬 режиссёр не использует потенциал актёров полностью. Бинош получает лишь одну эмоциональную кульминацию — монолог о «жене-призраке», вынужденной десятилетиями играть роль верной хранительницы очага. Файнсу же приходится компенсировать слабость сценария физической трансформацией: его Одиссей — не герой, а сломленный воин с тремором рук и нервным смехом. Увы, эти детали теряются на фоне вялого повествования.
—
Телемах: забытый сын эпоса
👦 Чарли Пламмер в роли Телемаха — самый противоречивый элемент фильма. Персонаж, который в поэме Гомера проходит путь от юноши к мужчине, здесь становится фоном для родительских конфликтов. Его бунт против отца (ключевой для архетипа «возвращающегося царя») показан через однообразные сцены ссор у моря. 🏹 Зритель так и не понимает: то ли Телемах завидует славе Одиссея, то ли ненавидит его за годы бездействия.
Любопытно, что в первоначальном сценарии у героя была сюжетная линия с тайной влюблённостью в одну из женихов Пенелопы, но её вырезали ради «сохранения хронометража». Остались лишь намёки: долгие взгляды на пиру, случайно обронённый кубок. Возможно, эта динамика добавила бы глубины образу, но Пазолини предпочёл безопасную пустоту.
—
Проклятие минимализма: когда стиль становится врагом содержания
⚡ Создатели делают ставку на «интеллектуальную кинематографию»: длинные планы, приглушённые цвета, отсутствие музыки. Первые 20 минут зритель восхищается смелостью визуальных решений… а потом начинает скучать. Попытки оживить действие выглядят неуклюже: например, сцена битвы в зале претендует на хореографичность, но напоминает школьную постановку с медленными ударами и искусственной кровью из вишнёвого сиропа.
Особенно разочаровывает финал. 🌌 Вместо катарсиса — многословные дебаты о природе власти. Герои сидят за столом, передают друг другу кинжал, произносят общие фразы о «бремени правления». Даже смерть ключевого антагониста (которого, кстати, играет никому не известный итальянский театральный актёр) не вызывает эмоций — она происходит за кадром, словно режиссёр стыдится насилия.
—
Гомер в эпоху посттравмы: несостоявшийся диалог
📜 Пазолини пытается говорить с древним текстом на языке современности: его Одиссей страдает от ПТСР, Пенелопа — от выученной беспомощности, а женихи — от токсичной маскулинности. Однако эти концепции не сплетаются в единое полотно. 🧩 Фильм напоминает лоскутное одеяло: вот яркий эпизод с ритуальным обрезанием волос героя, вот неловкая метафора с пустыми тронами в зале, вот внезапный сюрреалистичный сон о горящей Трое.
Историки кино позже отметят, что съёмочная группа сознательно избегала чтения современных интерпретаций «Одиссеи», чтобы «сохранить свежесть восприятия». Ирония в том, что именно это привело к поверхностности: вместо диалога с Гомером получился монолог о режиссёрских амбициях.
—
Могло ли быть иначе? Вердикт кинокритика
🎥 «Возвращение Одиссея» — пример благородной неудачи. Здесь есть мом brilliance: игра Файнса, несколько сильных визуальных метафор, смелость в переосмыслении канона. Но фильм тонет в собственной серьёзности. Пазолини, как его главный герой, пытается вернуться домой — к сути гомеровского текста, — но теряется в море псевдоинтеллектуальных клише.
Финал оставляет ощущение незавершённости: создатели будто предлагают зрителю самому «додумать» историю. Но зачем тогда нужна была эта двухчасовая медитация? Возможно, ответ даст время — как знать, не станет ли картина культовой через десятилетия. Пока же её удел — собрать скромные сборы и вызвать споры среди поклонников камерного кино.
.jpeg)
